Все умрут, а я останусь.
Черные люди
Они нас захватили силою, прибывая издалека.
Это были не люди, милая, это звери на двух ногах.
Вся земля от них шла кавернами, изуродована лицом.
Все, чего бы они ни делали – убивало в конце концов.
Вон железных зверей поставили, презревая любой закон,
Чтоб из недр земли выдаивать ее черное молоко.
Их сердца провоняли порохом, в их глазах костенела злость.
Все, что нашему сердцу дорого, совершенно им не сдалось.
Ни добра, ни ума, ни совести, как пиявки в груди земли,
Не осушат – не успокоятся, самозваные короли.
Ох, когда-то она окрысится, за деяния всем воздаст.
До сих пор я взываю мысленно, чтоб она пощадила нас.
Потому что, гляди, хорошая, и отсюда печаль видна:
У врагов, у гостей непрошенных наши лица и имена.
И земле безразлично, милая. Человек для нее – чужак.
Так что будем в ее могиле мы вперемешку с врагом лежать.
© Libra
Они нас захватили силою, прибывая издалека.
Это были не люди, милая, это звери на двух ногах.
Вся земля от них шла кавернами, изуродована лицом.
Все, чего бы они ни делали – убивало в конце концов.
Вон железных зверей поставили, презревая любой закон,
Чтоб из недр земли выдаивать ее черное молоко.
Их сердца провоняли порохом, в их глазах костенела злость.
Все, что нашему сердцу дорого, совершенно им не сдалось.
Ни добра, ни ума, ни совести, как пиявки в груди земли,
Не осушат – не успокоятся, самозваные короли.
Ох, когда-то она окрысится, за деяния всем воздаст.
До сих пор я взываю мысленно, чтоб она пощадила нас.
Потому что, гляди, хорошая, и отсюда печаль видна:
У врагов, у гостей непрошенных наши лица и имена.
И земле безразлично, милая. Человек для нее – чужак.
Так что будем в ее могиле мы вперемешку с врагом лежать.
© Libra